Долгая дорога в Тикси .
1 Редакторская правка минимальна, что обусловлено
желанием сохранить оригинальный стиль автора.
В этот день я должен уехать на работу в Арктику. С утра я вместе с Борисом был в фотографии. После я один съездил в управление: довел до сведения ребят, что я выезжаю сегодня в Ленинград, а также ещё попрощался с остальными сотрудниками. [После] я направился домой, настроение у меня было бодрое. Мне так хочется как можно быстрее добраться до Ленинграда!
К вечеру у меня в комнате собрались мои провожающие, так как я устроил небольшой стол в связи с отъездом.
Здесь были: Галина и Татьяна Фетисовы, Таня Калашникова, Шура Шеметова, Клавдия Гудкова, Ася Ганина, Полина Муравьева, Борис Фетисов, Виктор Рослов, [моя] сестра Зина, её муж Ваня. Позднее пришли Нюра и Лида Грибковы и Таня Журавлева. После чая мы направились [к станции] на поезд, взяли патефон, чтобы поиграть в последний раз около станции. Костя почему-то не пришел, причину я не знаю.
В 6 часов вечера мы отправились со станции «Трикотажная» на Октябрьский вокзал. Добрались до вокзала благополучно. В 8 часов вечера началась посадка на поезд. Вся наша компания вышла на перрон. И ещё к этому времени прибыли Мария Буданова и Клавдия.
8 часов 40 минут. Мой спутник до полярной станции Юрий Романенко ещё не прибыл, что меня сильно волновало. И только за 10 минут до отхода поезда он приехал. Мы уложили вещи в вагоне и вместе вышли на перрон.
Оставалось 5 минут до отхода поезда.
Я со всеми попрощался и вошел в вагон. 9 часов вечера. Гудок – и поезд медленно отходит от Москвы. Все быстрее и быстрее он набирает скорость, а я, стоя у окна, в последний раз машу белой фуражкой всем моим знакомым, остающимся в Москве. Но поезд все быстрее и быстрее идет. Позади осталась Москва, потом Сходня, а затем первая остановка – Клин.
Стемнело, но спать не хочется. Чувствую, как далеко моя родина, село и все мои знакомые. Какие-то мечты и чувства не дают покоя, и так проходит вся ночь.
На утро приехали на станцию Любань. Оказалось, что у нашего вагона загорелись буксы, его пришлось отцепить, а нам со всем нашим багажом пришлось сделать пересадку в другой вагон.
Но вот поезд подходит к городу Ленинграду. Тихо подходит к платформе и затем останавливается.
Первое, что мы решили – это сдать громоздкие вещи в багаж. Так мы и сделали. После этого, захватив с собою шинель и саквояж, я вместе с Юрием отправился искать его дядю, проживающего на улице Глинки. Его адрес дала его бабушка, которая живет в Москве. Легко добравшись до этой улицы, мы стали разыскивать дом № 19, как было в адресе. Но к нашему удивлению этого дома почему-то не оказалось. Тогда мы обратились к ближайшему милиционеру. Он сказал, что этого дома не существует. Положение меняется. Будучи в шинелях да неся ещё груз [с собой], мы, мокрые от пота, всё-таки решили не сдаваться.
У нас был адрес нашего товарища, который тоже должен был зимовать вместе с нами. Оказалось, это не так далеко. Пришлось идти пешком. Мы нашли его дом и стали медленно подниматься по лестнице, ведя разговор о том, как хорошо сейчас мы отдохнем, но… стучимся, нам открыли, спрашиваем товарища Николаенко, и оказывается, он сегодня за 2 часа до нас выехал в Мурманск!
Положение безвыходное. Оставляем шинель и вещи здесь. Едем дальше, обратно на вокзал в справочное бюро, чтобы найти дядю. Через час нам дают адрес. Оказалось, что номер дома не 19, а 9. Это квартира № 19. Мы очень обрадовались, что нашли наконец дом и квартиру. Стучимся и узнаем, что дядя только вчера выехал в Москву, и нас пустить в комнату не разрешила бабушка. После этого мы были кое у кого из его родных, но безрезультатно. Выхода нет.
Сильно измучившись, мы добрались до гостиницы. Оказалось, есть свободная комната на двоих за 22 рубля в сутки. Остались на 3 суток. Как только мы добрались до кровати, мы крепко уснули.
17 июля 1935 г.
Встали в 10 часов, сходили покушали, потом направились [гулять] по городу. Как мне понравился город Ленинград с его рекой Невой! К вечеру садимся на пароход «Пятилетка» и едем в Петергоф. Ехать пришлось Финским заливом. Петергоф гораздо красивее Ленинграда: замечательный парк, фонтаны. Там мы гуляли не очень долго (часа три) и вечером вернулись обратно в город.
Вечером, с 12 часов до 3 утра были в ресторане, наблюдали за танцующими парами, а также ещё танцевал мой приятель Юрий. Пришедши в комнату, мы снова погрузились в сон после этой замечательной прогулки.
18 июля [1935 г.]
Проснулись около 1 часа дня, сходили на вокзал, покушали и сели писать письма и дневник. После этого мы снова надумали поехать в Петергоф на пароходе.
Петергоф отстоит от Ленинграда в 30 – 25 км, и чтобы туда попасть, надо ехать на пароходе, поезде или автобусе. Мы решили ехать пароходом. Это гораздо интереснее, так как приходится ехать Финским заливом.
По приезде в Петергоф мы взяли вместе с Юрием лодку напрокат и поехали по заливу, далеко отойдя от берега. О, как красиво быть в море (заливе)! Как хорошо, когда волны плавно подкидывают лодку, как бы укачивая нас на воде. После поездки по заливу мы направились гулять по парку.
Здесь были танцы под духовой оркестр. Танцуют безобразно плохо. Девчат много, но, видно, мало выдержанные. Много матросов, одетых чисто, гуляющих вместе с девчатами по парку. Жалко, что мы здесь последний день, а то можно было бы познакомиться с кем-либо из девчат.
Обратно мы решили ехать на автобусе, для того чтобы было больше разнообразия. На автобус сели в 10 ч 30 мин вечера и приехали на Невский проспект в 12 ч ночи. Но никак не верится, что [сейчас] 12 ч, так как ещё сейчас стоят белые ночи и очень светло даже в 12 часов, а с двух часов начинается рассвет.
Немного прошлись по Невскому проспекту, потом сели в трамвай, доехали до гостиницы и, приняв ванну, в 1 час ночи мы уснули крепким сном.
19 июля 1935 г.
Сегодня мы решили сходить ещё раз [погулять] по городу и поехать дальше – на север, в город Мурманск.
Первое наше посещение было в Эрмитаже (Древнее искусство). Здесь нам очень всё понравилось, но ввиду того, что было мало времени, мы не могли тщательно проглядеть все экспонаты.
Были на площади Урицкого, то есть на той площади, где 9 января пятого года расстреливали рабочих. Зимний дворец закрыт на ремонт, и нам в нем не пришлось побывать. Далее мы двинулись в Исаакиевский собор. Взобравшись на самую высоту собора, мы долго в прощальный раз смотрели на город. Замечательно всё видно, но время своё берёт, ведь сегодня мы должны покинуть этот города! И мы тихо сошли с башни.
Последний пункт наш был – это ещё полюбоваться Медным Всадником (памятник Петру Великому).
Севши на трамвай, проехали весь Невский проспект. Мы подъехали к вокзалу. Здесь, на вокзале, взяли билеты на «Полярную стрелу» до Мурманска [и] вернулись в свою гостиницу.
Расплатились с гостиницей. Мы снова на вокзале. Садимся в вагон. В 11 ч 30 мин вечера поезд медленно отходит от Ленинграда, и снова какое-то волнение охватывает мое сердце. Чувствую, как далеко теперь мои родные и знакомые. Вспоминаю о Саше: ведь где-то далеко от меня он жив и, наверное, вспоминает меня, но, конечно, я его долго не увижу. Где-то мой друг Борис тоже не раз вспомянет меня, а также и моя близкая Ава Гусева... Но хватит. Всё равно сейчас мечтать не стоит, что будет после двух полярных лет, которые ещё впереди, а сейчас под такт колес можно подумать о дальнейшем пребывании в Мурманске на пароходе, но [всё] напрасно: всё-таки снова мечты и воспоминания о Спасе, о трикотажной фабрике, о качелях, на которых я ещё не так давно качался вместе с Павликом и Борисом… Но хватит об этом. …
Проснувшись в поезде, наше первое внимание было обращено на местоположение нашего поезда. Кругом лес, часто попадаются болота и озёра. К вечеру проехали Онежское озеро. О, какое оно красивое и большое!
Ехать в поезде нам уже надоело, и последнюю ночь мы почти не спали, так как сильно ждали города Мурманска. Ещё рано на рассвете 21 июля мы увидели много гор, лес стал мельче, и мы уже находились за полярным кругом.
Стало больше гор, но меньше леса. Дорога очень кривая, имеет частые повороты. Но вот остановка Хибиногорск, теперь г. Кировск, и снова в путь. Всё горы и [всё] меньше леса, а если и есть, то очень мелкий.
Но вот [стало] видно реку. Поезд быстро к ней подходит и как будто бы вот-вот со стремительной силой врежется в неё. Но нет, поезд извивается так же, как река.
Но вот объявили, что следующая остановка – Мурманск. Наконец мы дождались! Компания наша увеличилась, так как из Ленинграда тоже много народу (молодежи) ехало на станцию Тикси. Здесь и механик, радист и аэролог, и т.д.
В городе мы устроились в доме туристов – очень удобно. Сам городок интересного после Ленинграда ничего не представляет: несколько каменных зданий, а остальные – это деревянные дома временного типа. Много комаров.
Вот приходит вечер. Уже 11 ч ночи, но странно: на улице так же светло, как и днем и солнце не заходит.
В эту ночь должен отойти пароход «Крестьянин» на остров Диксон, на который едут мои приятели: Виктор (повар), Ваня Демьянов, Нина Бондарева и много других. Слышим гудок. Пароход медленно отходит от пристани. Затем загудели сирены, снова гудок и затем опять сирена, а пароход всё дальше и дальше. Мы долго ему смотрим вслед, махая фуражками, и думаем, что ведь через несколько дней мы тоже покинем порт и отправимся в холодные воды Арктики…
22 июля [1935 г.]
Весь день проводили около своего парохода «Товарищ Сталин» и ходили по городу. Вообще мне город не нравится: нет хороших зданий, много пыли.
23 июля [1935 г.]
Также хождение по городу, но все одно и то же примерно. Узнали, что 24 июля мы должны выйти в плавание.
24 июля [1935 г.]
Самый замечательный день в моей жизни: в этот день отходит наш пароход «[Товарищ] Сталин» в плавание. Ещё утром к нам на базу приехала автомашина. Захватив все вещи наших зимовщиков, она поехала в порт, а мы сзади машины шли в бюро пропусков, для того чтобы попасть на пароход.
Отход назначен в 18 часов, и по приказу мы должны были быть к этому времени на борту парохода. Последние мои закупки на Большой Земле были: одеколон, мыло, зубной порошок и шоколад.
Мы явились к назначенному времени, и оказалось, что погрузка ещё не окончена, и мы все вместе принялись [грузить] последний груз.
Пароход наш представляет собой лесовоз и к перевозке пассажиров не приспособлен, поэтому для жилья до зимовки нам предоставили бункер, т.е. приспособили его для жилья.
Устроились прилично и ждем отплытия парохода. Прощальные флаги вывешены на всех судах, стоящих в порту, и около 21 часа под звук оркестров от порта отходят суда «Ванцетти» и «Искра». Они медленно разворачиваются и становятся на рейд.
Наш пароход ещё не отправляется, но вот в 23 час 10 минут так же под звуки оркестра мы отходим от причала. Как тяжело в этот момент! Сразу вспомнил проводы в Москве, но здесь было тяжелее. Родные и знакомые прощались. И хочется со всеми прощаться, и я всматриваюсь в массу [людей] и я не нахожу ни одного моего близкого знакомства, которому я бы пожал руку.
Но чувство коллектива всё побеждает. Нам всем желают «счастливого пути». Мы вместе со всеми переживаем одно чувства: что у нас на пароходе, [что] у товарищей на пристани.
У нас общий коллектив, и мы вместе можем больше сделать. Все мы знаем: предстоящие трудности впереди, как во время плавания, так и во время зимовки, но мы их не боимся. Мы знаем, что за нами следят все государства мира: за нашей работой и достижениями в Арктике. Мы чувствуем, как тепло и внимательно относится к нам и к нашим семьям наша партия ВКП(б), руководимая любимым вождем мирового пролетариата товарищем Сталиным. Я очень рад, что мне выпала такая громадная и ответственная работа в Арктике –изучение метеорологических элементов на Севере. Я приложу все свои знания и силы, для того чтобы Северный путь был окончательно освоен, и моя доля этого труда будет служить нашей великой Родине.
После отплытия от пристани пароход встал на рейд, пришла комиссия по приему корабля, а затем представители из НКВД, и около 4 утра наш корабль пошел по Кольскому заливу к выходу моря. Мы, сильно измучившись, легли спать, решив, что до моря плыть часов пять, а затем [мы сможем] в последний раз посмотреть на берег, который [затем] надолго скроется от нас.
Проснувшись утром, я сразу вышел на палубу, чтобы узнать местоположение корабля, и оказалось, что мы стоим почти у самого выхода в море. Здесь в последний раз проверяют крепления и компас, а я, решив воспользоваться этим моментом, что стоим, сижу вот на корме и пишу дневник. В некотором расстоянии в стороне от нас виден о-в Кильдинг, на котором имеется заповедник. Пароход несколько покачивает, так как с Баренцева моря дует ветер и волны, ударяясь о палубу, с шумом откатываются назад. Вообще Баренцево море встречает неприветливо: пароход всё сильнее и сильнее раскачивает. Через несколько часов мы тронемся дальше в путь.
25 июля [1935 г.]
Весь день плывем в Баренцевом море. Ещё виден по пути берег Кольского полуострова, но к вечеру он исчезает.
Море волнуется и сильно качает пароход. Как приятно сидеть на корме или на носу и смотреть, как сильные волны ударяют о борт парохода и мощно отталкиваются от него, оставляя большой след пены сзади парохода.
Подходит вечер, но странно: здесь и вовсе солнце не заходит. Видно, как оно, большое, красное, катится по горизонту, и совсем-совсем светло. И мы долго не уходим с палубы, любуясь волнующимся морем.
Поздно вечером полетело радио в эфир, в наше управление от меня, следующего содержания: «Москва. Главсевморпуть. Звереву . Подтвердите наличие комсомольских документов Балыгина, курсанта полярных курсов. Балыгин.»
26 июля [1935 г.]
Борт парохода «Сталин». Кругом море, волны ещё не успокоились, с такой силой они ударяют о борт. Несильно качает. Утром в 9 часов – чай. После кто что хочет, тот тем и занимается. Ходим смотреть на море. Время идет пока быстро. Иногда вспоминаю своих, но снова слышу волны, снова они разбивают мои мысли так же, как сами разбиваются о борт.
В два часа дня обед. После обеда пошли на нос, смотрели снова в море. О, как оно красиво!
Навстречу попалось нам судно, и, попрощавшись гудками, оно осталось позади. Когда волны отскакивают от борта, то получается красивое зрелище. Когда светит солнце: в разных цветах в форме радуги извивается [оно] на море.
На пароходе имеется фотограф, который сегодня сфотографировал нас шесть человек. А потом мы снялись вдвоем с девушкой, которая замужем: она не хотела сниматься, так как всё-таки неудобно будет перед мужем. Но тогда мы приступили с силою к этому делу: один её держал сзади, я стоял сзади неё, и так мы сфотографировались.{phocagallery view=category|categoryid=4|imageid=104|detail=1|overlib=3}
Вечером в семь часов ужин, и в 10 часов – чай и на покой.
Плохо только одно, что, во-первых, я не знаю, получают ли письма мои родные и знакомые, и во-вторых, я сейчас ничего не знаю о моих родных и знакомых. Вспоминаю также Аву, которая осталась в Спасе, и сейчас она тоже начала работать, так как отпуск кончился. Где-то в Спасе мои друзья – Борис, Павлик – а ещё где-то Леша Кадынов … Как мне хочется хотя бы некоторое время побыть вместе, поговорить, сходить на качели, сыграть и так далее.
И вот, под звук волн спокойно лежишь в койке, и тебя укачивает как в люльке. Стало заметно холоднее. Обязательно надо надевать шинель, иначе продует.
Море имеет вид невзрачный, и вода свинцового цвета, а всё-таки как красиво первое время смотреть на море!
27 июля [1935 г.]
Сегодня утром прошли с севера остров Колгуев, а впереди снова море. Волны ещё не успокоились, а мне кажется, даже ещё больше стали. Сегодня опять посетили нос парохода. О, как хорошо было стоять! Смотришь туда, вдаль… Где-то далеко должна пока-заться земля, но до неё так далеко, и вдруг тебя обдает брызгами морской воды, и ты снова ещё крепче держишься за перила, чтобы ветер не мог сорвать [тебя], а волны [не смогли] унести [тебя] в бушующее море.
Ветер становится сильнее: он насквозь доходит до тела, и невольно снова вспоминаются теплые солнечные дни на далёкой родине … Но пароход не сдается: всё-таки волны расступаются перед ним, и мы всё ближе и ближе подходим к намеченной цели.
Позади нашего парохода идет пароход «Михаил Томский». У них идет соревнование с нашим пароходом: кто быстрее достигнет острова Диксон, тот быстрее встанет под погрузку и быстрее уйдет в дальнейший путь, а это очень выгодно для корабля, так как в Арктике дорог каждый час, то есть больше шансов на обратное возвращение судна, чтобы не зазимовать во льдах. Ну что ж, посмотрим, кто придет скорее.
28 июля [1935 г.]
С утра почувствовал боль в голове, сильно трясло, и мне стало ясно, что вчера, когда я находился весь день на палубе, меня продуло и я простудился, но на завтрак я всё-таки встал и покушал, и сейчас же лег обратно в постель. Обедать я не пошёл, так как чувствовал [себя] хуже, но [через] несколько часов после этого я всё-таки решил встать и по-ходить по палубе, иначе можно залежаться и заболеть сильнее.
Погода улучшилась: стало теплее и ветер стал гораздо тише, волн почти совсем нет. Пароход «Михаил Томский» стал нас догонять. [Он] находится сейчас милях в трёх от нас (1 миля = 1852 метра). Всего от Мурманска по сиё место в пять часов вечера про-плыли около 640 миль (1185 км).
После прогулки самочувствие улучшается, но простуда ещё чувствуется. Ужинать не хочется, но, пожалуй, пойду, а то совсем можно ослабнуть.
Вдали к вечеру стал виден берег острова Вайгач, но мы шли вдоль его западного берега по направлению к проливу Югорский Шар, и через несколько часов, около 10 часов вечера, показался берег Югорского Шара справа, а слева бесконечно тянулся берег Вайгача. Хорошо было видно полярную станцию на Вайгаче (мыс Гребень), а недалеко – через пролив Югорского Шара – на берегу Большой Земли показались строения поселка Хабарово, и здесь мы увидели в проливе четыре судна: «Искра», «Ванцетти» и два заграничных судна. Они стояли на якорях. Также мы получили сообщение, что дальше продвигаться нельзя, так как впереди льды, и мы тоже должны ждать ледокол «Ленин». Вместе с нами встал на якорь и «Михаил Томский».
29 июля [1935 г.]
Утром пришёл ледокол «Ленин» и через час мы тронулись в путь. Всего уже стало восемь пароходов, а вместе с ледоколом – всего девять. Выстроившись друг за другом, мы тронулись дальше. Но обидно: почему-то наше судно идет сзади.
Сегодня я несу вахту: мою полы. А также я кстати выстирал белье. Получилось недурно. С нетерпением ждем первых льдов. 17 часов вечера. На грани Карского моря уже вдали не видно берега, а справа и слева идут обрывистые скалы, а между ними лежит снег. Стало значительно холоднее, наверно, скоро будет лед. Но вот с правой стороны появилась мачта, а около неё – маленькие домики. Это – полярная станция «Югорский Шар», где в 1933-34 гг. зимовал Ваня Демьянов, который сейчас едет на о-в Диксон. Я раньше был назначен на эту станцию, но потом [мне] изменили [назначение] на Мостах. На Югорском Шаре зимовать будет мой курсант из одной группы и курсант-синоптик Носов Анатолий.
Вид станция имеет унылый: кругом голо и скалы, скучное море. Снова выхожу на палубу и любуюсь, как красиво идут девять пароходов друг за другом, впереди идет ледокол, которому предстоит большая работа: доставить нас до о-ва Диксона.
Часы по сравнению с Москвой идут вперёд на два часа. После 17 часов вдали, но уже на море, недалеко от берега показались первые льды. Они ещё небольшие, но дают ощущение начала настоящего севера. А дальше, уже, наверное, не так далеко, всё море будет покрыто льдами.
На палубе сейчас никого нет: все спрятались в помещении, заводят патефон, кто-то рассказывает анекдоты и разные шутки. По сей день скучать не приходилось. Время идет быстро.
После вечернего чая у нас устроили общее собрание команды с пассажирами. Капитан Сякки сделал сообщение о дальнейшем пути и [осветил] некоторые другие вопросы. В [разделе] «Разное» выступил наш начальник зимовки – Дмитрий Яковлевич Гонцов. Он сильно ругал всех ребят, живущих в нашем общежитии, обозвал нас «хулиганами». Правда, нехорошо, но все-таки наши ребята тоже поступали неверно, а дело вот в чем. В нашем общежитии через занавес живут пять женщин, и всё, что говорят ребята, они слышат. И вот некоторые наши чудаки не спят до двух-трех часов ночи, рассказывая анекдоты, поговорки и т.д., в частности т. Рузов Михаил, а в ночь с 28 на 29 просидели часов до трех. И вот наши девушки вздумали пожаловаться начальнику. И сегодня – [ещё] нет двенадцати часов, как уже все лежат на койках и даже свет не горит, а милый Рузов лежит тоже и молчит. Все над ним сегодня подсмеиваются: очень уж удивительно, чтобы он молчал.
30 июля [1935 г.]
Вставши утром, у нас был первый вопрос: где мы идем и есть ли лёд? Оказалось, мы находимся в самом Карском море, а льда – сколько хочешь! Всё море покрыто льдом кругом – до самого берега. Лучи солнца, ударяясь об лёд и отражаясь, дают увеличенный свет.
Итак, мы стояли на носу до завтрака, а в 9 ч 30 мин утра завтрак. Опишу один раз наше питание подробно на сегодняшний день. К завтраку подали: колбаса московская, масло сливочное, чай, сахар и экстракт. Экстракт служит как противоцинготное средство, придавая чаю сладко-кислый вкус. Также был хлеб белый, очень хороший. И кушать можешь все и сколько хочешь: норма не ограничена.
После завтрака снова на палубу, но к 11 часам утра стал появляться небольшой туман, который постоянно увеличивался, и через час он окутал нас так густо, что скрылись все пароходы. Пришлось всем пароходам встать, ожидая, когда разойдется туман.
В 13 ч 30 мин обед. Первое – суп-лапша с мясом, второе – каша рисовая с изюмом.
После обеда все поместились в общежитии. Кто-то играет на гитаре, кто-то в шахматы, шашки и т.д., но туман и «не думает» расходиться.
В 19 ч 30 мин ужин. Первое – суп вермишелевый, второе – картошка, тушенная с мясом, и третье – груши в томате. После ужина снова был на палубе: всё так же туман, даже самые близкие суда не стало видно.
В 21 ч 30 мин вечерний чай. Подали масло, белый хлеб и снова груши. Туман ещё не разошелся. Суда все пока стоят, ждут улучшения погоды. Подул ветер посильней. Думают, что туман (полярной) ночью рассеется.
31 июля [1935 г.]
Снова такой же туманный день. Стоим на месте. До какого дня будем стоять, трудно сказать. [...]
Туман рассеялся только к обеду, и мы тронулись далее. Скоро лёд кончился, и снова кругом до горизонта – вода.
1 августа [1935 г.]
С утра погода стояла хорошая. Думали, что утром или сегодня вечером будем в Диксоне, но к вечеру стал сгущаться сильный туман. Идем в тумане, и чтобы не наткнуться на подводные камни, мы сильно обошли остров Белый. Даём часто гудки, чтобы не встретиться с пароходом, и только теперь нам сообщили, что на Диксон мы прибудем завтра к обеду.
2 августа [1935 г.]
С утра туман рассеялся, море чистое. Сегодня, говорят, приедем на Диксон. Пароход идет быстро, море спокойное. С Диксона, думаю, послать телеграмму Фетисову Борису.
11 часов ночи. Видим хорошо берега Диксона. Около 12 часов ночи встали на якорь и сразу же стали производить погрузку угля. Все пассажиры разбились на три смены: первая смена – с 12 ч ночи до 6 ч утра, вторая смена – с 7 ч 30 мин до 3 часов и т.д. Я попал во вторую смену.
3 августа [1935 г.]
С утра начали погрузку. Наша задача заключалась в том, чтобы уголь с баржи наваливать в котлованы, а [уже] котлованы лебедками передавали [уголь] на пароход. Работа для меня такая в новинку и всё-таки тяжелая, да ещё после того, что [у меня] была недавно операция (аппендицит).
После того как сделали погрузку, нас хорошо покормили, и мы легли спать. После сна я почувствовал боли в области шва, а также головную боль, меня тошнило. Я позвал врача. Все были удивлены, что я не предупредил, что у меня была операция: меня тогда и не допустили бы к погрузке. Дали грелку на ночь.
4 августа [1935 г.]
Вставши утром, я чувствовал [себя] лучше, но только болела голова. Я оделся и вышел на палубу. Передо мной близко видны постройки острова, видна метеостанция, радиостанция, и я только сейчас вспомнил, что вчера через Шимановского передал телеграмму следующего содержания: «МОСКВА, ЗАВОД 39. АЭРОКЛУБ. ФЕТИСОВУ. АРКТИЧЕСКИЙ ПРИВЕТ МАМАШЕ ТАНЕ НАШИМ РОДНЫМ АВЕ НАСТРОЕНИЕ БОДРОЕ ЗДОРОВ ЖДУ СРОЧНО ОТВЕТА ДИКСОН ПАРОХОД СТАЛИН БАЛЫГИН.» И теперь я жду и думаю, дойдет ли моя телеграмма, как они её поймут, а главное – получу ли я ответ.
5 августа [1935 г.]
Погрузка совсем окончилась. Встали на якорь, но пока продвигаться нет разрешения, так как сообщили, что мы должны ждать ледокола.
6 августа [1935 г.]
Я сильно увлекся книгой и сидел у себя в кубрике, [когда] пришел Борис Беликов и сказал, чтобы я плясал. Я сразу же догадался, что у него телеграмма, но я не стал плясать, так как не было настроения, и он мне отдал её так.
Телеграмма следующего содержания: «ДИКСОН ПАРОХОД СТАЛИН М.И.БАЛЫГИНУ. ПРИВЕТ ОТ ВСЕХ ТРИ ПИСЬМА ПОЛУЧИЛИ ЗДОРОВЫ». Значит, телеграмма моя получена. Я остался очень доволен.
7 августа [1935 г.]
Пошли обыденные дни. Всё одно и то же. О, как надоело здесь стоять в Диксоне! Только и видишь: скалистые горы, местами снег. Сам остров Диксон небольшой, состоит из нескольких островов. Есть несколько видов цветов, но все они не пахнут. Кругом всё голо. Скучная картина.
8-9 августа [1935 г.]
Обыденные морские дни. Много собралось судов, среди них: «Ванцетти», «Десна», «Рабочий», «Куйбышев», ледорез «Литке», ледокол «Малыгин» и другие. На некоторых судах едут наши ребята с курсов на зимовку, но ввиду того, что нам пока не разрешают уходить с парохода [мы с ними не можем встретиться].
9 августа с парохода «Куйбышев» приехали два метеоролога – Кораблин и Крум – которые едут зимовать в бухту Прончищевой. Очень хорошо встретить среди таких скучных пейзажей знакомых людей, с которыми ещё не так давно сидел вместе в аудитории в Москве, а теперь они вместе со мной едут также бороться со стихией.
На пароходе «Десна» едут метеорологи Володя Конюшко и Балюк на остров Восточный. Мне очень хочется их увидеть. Может быть, выберу момент и [тогда] буду крепко жать руку своим друзьям по учебе.
10 августа [1935 г.]
Снова звонок на завтрак. Когда сойдем с места, пока неизвестно. Говорят, в проливе Вилькицкого сплошные льды. Мы должны ждать ледокола, и только в его сопровождении мы пойдем дальше в путь. Сегодня нас снова навестили метеорологи с п/х «Куйбышев».
11 августа [1935 г.]
Сегодня после обеда мы взяли шлюпку и поехали на остров Диксон. Гребли мы минут 35.
Первым делом мы пошли на почту. Я отправил телеграмму Балыгину Константину. После этого мы пошли осматривать Диксон. Были в метеорологической комнате, в доме научных работников, и везде нам не нравилось: очень уж у всех грязно.
В пять часов вечера вернулись на пароход, где узнали, что через два часа мы отправляемся в путь.
Вчера прошла последняя погрузка. Снимаемся с якоря и сначала медленно, а затем всё быстрее уходим от берега. Идет морось. Скоро берега Диксона скроются. Обогнали пароход «Десна». На нем я увидал знакомого парня – Балюка. Он, стоя на носу, приветствовал нас.
12 августа [1935 г.]
Карское море. Берега давно уже не видно. Сегодня у нас должен быть вечер самодеятельности. Начало наметили на девять часов вечера. Я должен был выступить вместе с Любой Чусовой (сплясать матросский танец «Яблочко») и кроме того участвовать в джазе.
После обеда мы легли отдохнуть, и я сказал Юрию, что мне не хочется выступать, так как мало времени потратили на подготовку, и вообще я не спец этого дела, и он мне предложил временно притвориться больным – до завтрашнего дня. Я так и решил.
Вскоре пришла Люба. Я ей сообщил, что очень плохо [себя] чувствую, что болит голова, и вообще, говорю, что я простудился. Она, недолго думая, пошла к врачу и взяла аспирин. Делать теперь нечего – я принял аспирин и лег спать. После чая шла усиленная подготовка к вечеру, и меня просят, что я должен участвовать в вечере, и я собрался с силами. Думаю, «будь что будет». Решил выступать.
Вечер прошел очень хорошо. Большинство [присутствующих] было несильно пьяные, а потому у них уже не было таких больших запросов. Вечер продлился до 1 ч ночи. После стали уже расходиться.
Настало 13 августа.
Как раз я сегодня дежурный на вахте, и пришлось мне вместо сна делать уборку.
13 августа [1935 г.]
Утром на чай никто не встал, так все были измучены вечером. Подъем был только в 12 часов. После обеда около 1 часа дня показались льды, но их было мало. Мы их прошли быстро, и снова на чистой воде лишь изредка попадаются небольшие льдины, которые, однако, бессильны против парохода.
Скоро и они кончились. Море стало чистое, а волны стали больше.
14 августа [1935 г.]
Изредка попадаются льдины. Когда льдина ударяет о нос парохода, то тогда весь остов его содрогается. После часа дня вошли в туман, но это тоже нам не мешает: идем полным ходом, часто даем сигнальные гудки, чтобы дать предупреждение другим судам.
К 7 часам вечера тумана не стало, и к 9 часам вечера на горизонте слева показалась земля острова Гейберга, а за этим островом – Северная Земля. И справа тоже показалась Большая Земля. Так что сегодня за ночь пройдем весь пролив Вилькицкого и мыс Челюскина и далее пойдем на Тикси.
Лёд расположен ближе к острову Гейберга до самого его основания, а сам пролив пока чист ото льдов.
15 августа [1935 г.]
Ночь была неспокойная: всё время через каждые две минуты пароход давал гудок, льдины часто ударяли о его борта, тогда весь корпус парохода содрогался. Ледорез «Литке» всё время проводит суда, которых затерли льды. Кругом лед.
Изредка вылезет из моря нерпа, покажет голову, а затем снова уйдет в море.
После 12 часов вошли в туман. Снова идём тихим ходом, часто давая гудки. Вскоре остановились. Изредка даем гудки. Теперь будем ждать, пока разойдется туман. Льда стало мало.
16 августа [1935 г.]
В три часа ночи снова пошли в путь. Утром прошли остров Самуила. После 11 часов дня снова нас окутывает туман, снова гудки и гудки, как будто бы стараемся разогнать этот туман. Иногда идем тихим ходом, но гудки так надоели: всего пять судов, и каждый гудит через 2 минуты.
К девяти часам вечера туман немного разошелся, мы пошли средним ходом. Много стало отдельных льдин, но как они изумительно красивы! Морские волны подмыли края льдин, и каких только фигур изо льда [здесь] нет! (…)
Весь этот день мы идем морем Лаптевых. Оно сейчас очень спокойное. Думаю о том, почему нет ответа от брата. Я же ему послал радиотелеграмму, ещё когда был в Диксоне.
Сегодня около полудня наш пароход, стараясь обогнать пароход «Ванцетти» справа, шел на большой скорости и наскочил на подводную льдину. Был сильный удар. Весь корпус парохода содрогнулся. Пароход сразу встал, но никаких последствий не было, и мы снова тронулись в путь.
17 августа [1935 г.]
Ночью около пяти часов утра на смену ледорезу «Литке» пришел мощный ледокол «Ермак». Он повел нас дальше по морю Лаптевых, а «Литке» вернулся обратно обслуживать свой маршрут.
Весь день идем сплошными льдами. Ледокол идет впереди, а за ним следуют наше [судно] и другие суда: «Десна», «Искра», «Ванцетти», «Рабочий».
Около пяти часов вечера [мы] совсем встали из-за тумана и льдов. Количество льдов не изменилось.
18 августа [1935 г.]
Со вчерашнего вечера простояли до четырех часов сегодняшнего дня. Как только вернулся ледокол «Ермак» (он был на разведке), он взял два судна: наше и «Десну» – и повел нас через тяжелые льды.
Четыре часа мы шли во льдах за ледоколом, и к восьми часам наше судно вышло на чистую воду. Мы взяли последний груз с «Ермака» и, попрощавшись гудками, взяли курс прямо на Тикси, а «Ермак» пошел назад для того, чтобы вывести изо льдов оставшиеся суда.
Сегодня получил от брата Константина телеграмму. Вот она: «ИЗ НАХАБИНО. ДИКСОН ПАРОХОД СТАЛИН БАЛЫГИНУ. ВСЕ ЗДОРОВЫ ПРОВОДИТЬ ОПОЗДАЛ ПРИВЕТ КОСТЯ».
Меня сильно удивляет, почему телеграмма послана из Нахабино. Неужели он туда перешел работать? Ведь можно было бы послать и из Павшино.
19 августа [1935 г.]
Всё время пароход идет по чистой воде. Жизнь опять пошла по-старому. Ничего нового нет. Идет разговор, что завтра прибудем на место работы, то есть в бухту Тикси. ,
20 августа [1935 г.]
В эту ночь я узнал, что такое морская качка: было сильное волнение моря. Ещё со вчерашнего вечера ветер стал крепче и всё более усиливался, в итоге достигнув 7-8 баллов в самую ночь. Многие легли в постель. И так нас качало почти до утра. К двенадцати ча-сам уже более-менее стихло, и всё пошло по-старому.
21 августа [1935 г.]
С утра прошли остров Мостах – тот самый остров, на котором мне придется зимовать два года после этого. Пошли громадные горы с левой стороны, и скоро мы увидели нашу бухту.
К четырем часам мы уже совсем пришвартовались, и сразу к нам пришли старые зимовщики. Сколько они рассказывают о зимовке! Они очень довольны, что приехала новая смена и что они скоро покинут эту бухту и поедут в центр нашей замечательной родины.
Вечером мы двое, Лонговой Саша и я, поехали на катере в порт. Из порта мы пошли на полярную станцию. Она находилась в восьми км от порта. Там нам пришлось заночевать.
Получил очень хорошее впечатление о полярной станции, в особенности о метеорологической комнате. Заметно, что люди немного опустились, ходят грязные, но лучше, чем на Диксоне.
22 августа [1935 г.]
Вернулись на пароход утром. Идет полная разгрузка. Все знакомятся со старой сменой. Лебедев Д.М. сделал мне замечание, что мы без разрешения начальства уехали на берег, и предупредил, чтобы этого больше не повторялось. И лишь только тогда, когда закончится погрузка, мы покинем пароход и уедем на о-в Мостах.
27 августа [1935 г.]
Все эти дни шла разгрузка. В этой разгрузке участвовали и мы. Завтра утром нас отправят на о-в Мостах. Уже теперь решено, что нас на острове будут зимовать только трое, так как Юрий Романенко остается пока работать в порту, а потом (с 1 января 1936 г.), возможно, переедет к нам.
За время разгрузки у нас на пароходе вышел номер стенгазеты, и я выписал весь стих, посвященный качке парохода 19 августа в море Лаптевых:
ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПОЭМЫ
И вот уж рейс к концу подходит.
Послушать, прямо чудеса
Все критику на шторм наводят
Повсюду слышны голоса- «Ну, что, за море?! Фи! Лоханка!!!
Бывало шторм терпела я!»
В углу пищит одна гражданка
- «Вот то был шторм!!! Вот, это, да!!!-«А, я, бывало, в Черном море»
В ответ ей детский бас «гудит»,
- «Когда я плавал… пассажиром
От Николаева к Поти…!!!»- «Нет. Так не бывает дважды,
Хоть шли тогда мы на легке,
Но шторм терпели мы ужасный
У моста… на Москва реке…»- «И ведь представьте» «Это-ж ясно…
- «Я не качалась… тоже нет?!»
И жизнь казалась так прекрасна,
И море не сулило бедНо чу… В рядах лихих движение
Качаться начал пароход
И «пишет» друг «опроверженье:
По рыбьи раскрывая рот. Желудок видно возмутился
От речи лживой хвастуна
И ужин сразу очутился
На палубе… у гальюна.Запомня очень досконально
Врача хорошенький совет
Улегся враз горизонтально
Вершитель всех морских побед- «Ах! Ах! Держите. Мне же дурно!!!
- «Ну что за чорт, опять тошнит»
Гражданка прется прямо к урне.
О Черном море уж молчит.- «Ох! Ах! Спасите! Умм-ираю!!!
Ну что за смех! Ну что за тон?!
Вы хам!!! Я Вас не понимаю!!!
Ну заведите же патефон!!!«Спасите же меня от смерти
Без музыки я умереть могу…»
И ужасы гражданки мне все эти,
Наводят просто кутерьму- «Подай воды!.. Подай экстракту!..»
Сейчас ей нужен патефон
Как по наезженному тракту
Летает муж… Вспотел уж он…А вот одна сжимая зубы
Ногами встав на клапана
Два пальца в рот… Раскрыты губы…
И морю дань вся отдана.А две подруги тихо… тихо…
Стоят на пару в стороне
И помаленьку «облегчаясь»
Кидают взором по волнеВсе крикуны мужского пола
Давно лежат в своих кутках
Главы им не поднять уж долу
Неясна муть на их зрачкахНе мыслимо… Не постежимо…
Меня кидает прямо в страх…
Десятый час, а нет уж жизни
Ни в уголке… Ни в катерах…На утро всё спокойно стало,
Посудой чайною звенят,
Но о штормах и океанах
Почти совсем не говорятУралец (Добронравов Юрий)
28, 29, 30 и 31-го – всё время шла разгрузка. И только 30 августа нас высадили на берег. 29 августа катер из порта ушел на о-в Муостах. Но в связи с сильным волнением им не удалось пристать к берегу и они вернулись обратно.
31 августа мы вдвоем с Юрием Романенко шли из порта к полярной станции (эту ночь мы провели в порту) и решили взобраться на самую высокую на нашем пути гору. Трудно нам [это] досталось, но мы достигли её вершины, и там, на высоте, где зимою дуют сильные пурги, мы легли отдыхать. День вышел на славу: тихо и тепло.
Вскоре мы решили отметить чем-либо это место и поставить знак, что здесь были люди. Мы решили найти большой камень, поставить его и укрепить его малыми камнями. Недалеко от большого камня мы нашли патрон. Мы написали на бумажке, что здесь были Балыгин и Романенко, положили эту бумажку в патрон, а патрон – под камни, и вышло у нас очень красиво. Юрий обещал эту фигуру после сфотографировать, так как мы с ним, наверное, скоро расстанемся: он должен остаться работать в порту, а я скоро уеду на остров Муостах.
Пришли мы на полярную станцию после двух часов дня. Скоро мы узнали, что топится баня, и мы с большим удовольствием согласились сходить в неё. После этого вечером мы все вместе с зимовщиками собрались в кают-компании и устроили ужин. После ужина разошлись по местам.